Ну, в чем-то да. Когда я только пришла в театр, все ждали, что Алена станет новой примой. Однако, уж не знаю как именно, партия Авроры в первом составе досталась мне. Несмотря на то, что Лебковская танцевала дольше и превосходила меня технически. Я ворвалась в эту бесконечную, жестокую очередь и оттеснила ее. Более эмоциональная, более грациозная, более музыкальная. Я выигрывала у Алены тем, что умела задерживать на себе взгляд зрителей. Так мне, во всяком случае, говорили.

Но какая Киферу разница?

Он ведь «при этом направо и налево трахается с балеринами, не скрываясь».

Танец для сцены, а не для постели. Там важно другое. Тогда я еще не знала, что именно.

Лебковская всегда была самой красивой из наших девочек. Она вообще вызывала у меня стойкие приступы чувства собственной неполноценности. Худенькая, как щепка, высокая, изящная. Ее отец был богат и накоротке с дирекцией нашего театра. И он очень сильно любил свою звездную дочурку.

Короче, Аленка была хороша всем. Но в свои милые, наивные восемнадцать я считала, что необычные люди должны тянуться к необычным. Ведь Кифер… он не мог быть обычным! Обычные люди не манили магнитом окружающих, не вызывали повсеместных пересудов, не делали головокружительную карьеру на одном упрямстве.

А Алена – это светлые волосы, модельный рост, балетная фигура, поставленный танец, неплохие данные, много друзей и выгодных знакомств, раскрученный «Инстаграм» и прочие атрибуты удачливого человека. Что в ней могло быть для Поля Кифера?

Так я думала, пока не увидела Лебковскую в его квартире в день, когда забирала вещи после клиники.

= 3 =

45 – 07.2020

Домой после посещения психотерапевта и четырех круглосуточных аптек в поисках лекарств я добралась глубоко за полночь. Вошла в прихожую, проверила вешалку при входе на предмет мужской одежды. Все на месте, все как всегда. Я тяжело вздохнула: если однажды Эви выйдет замуж, ее избранник станет самым счастливым мужчиной на планете. Балерина-нимфоманка в личном пользовании. Уверена, многие продали бы за такое одно яйцо. Думаю, то, которое висит выше, чтобы оставшееся казалось более внушительным. Вы ведь знаете, что у мужчин они не бывают на одной высоте? А я вот знаю.

Спасибо, Эви. Не пойму, как я жила без этой информации целых девятнадцать лет до встречи с тобой.

Короче, первое, что я сделала, въехав в эту квартиру, – отодвинула диван подальше от стенки, разделяющей комнаты. Второе – научилась проверять содержимое вешалки при входе. Третье – даже если там вещей не обнаружилось, все равно никогда не появляться в коридоре неодетой. Случалось, что особо страстные ухажеры направлялись в комнату соседки, не задерживаясь в коридоре, и раздевались, соответственно, там. В общем, я была не понаслышке знакома с трудностями проживания в общежитии, арендная плата за которое составляла примерно треть моей зарплаты.

По пути в нашу со Светой комнату я заглянула в кухню. За льдом. Пизанская башня из посуды посмотрела на меня с немым укором. Как же здорово, когда в жизни все предсказуемо! Не думала же я всерьез, что в девчонках в кои-то веки проснется совесть и они помоют посуду? В этом вечном противостоянии «у кого первого сдадут нервы» я проигрывала в ста процентах случаев. Ведь то, что с нервами хуже всех у меня, отражено даже в моей медкарте. И еще утром я бы поморщилась и навела порядок, забив на гордость, но теперь вот обиделась.

У меня случилась поездка в Питер, ночной переезд, Кифер, сложнейшая унизительная репетиция и визит к психотерапевту. Я понимала, что единственный человек, заинтересованный в моем благополучии, – я сама, но в данный момент мне очень нужно было на кого-то злиться от бессилия. А девчонки подставились.

В дверном проеме комнаты я появилась, угрюмо глядя на Свету. Она чинно пришивала ленты к пуантам, не спеша радовать меня бездельем. Атласные туфельки несомненно важнее немытой посуды, а на усадку можно запросто потратить добрых два часа. Даже не придерешься.

И Эви, судя по звукам из соседней комнаты, была очень занята. Вышло бы странно, попроси она разгоряченного ухажера подождать, пока она помоет посуду.

Злость, еще недавно готовая пролиться на двух бездельниц, осела внутри, трансформируясь в глухое бессилие.

– Как прошло в Питере? – бездумно спросила Света, явно не заметившая моего состояния.

– Нормально, – ответила я.

Больше всего мне хотелось воткнуть в уши наушники и отрешиться от реальности. Желательно, остаться наедине с собой и вообще ни о чем не думать, в том числе о словах психотерапевта. Но они как медленный яд впитывались в кожу, заковывая меня в токсичный кокон и парализуя бездействием. А еще подкидывая сцену за сценой из прошлого.

Нестеров говорил, что я неверно истолковала наше с Полем прошлое и процесс исцеления из-за этого застопорился. Но что, что там было неверно истолковывать? История-то простая. Глупенькая девочка откусила больше, чем сумела проглотить. Влюбилась в хореографа, сумела добиться его внимания. Он ей уступил, написал под нее партию, пытался всеми силами контролировать ее болезнь. Не сумел. Девочка ему все испортила. Он выставил ее из своей жизни и сделал звездой ту, что была под номером два. Ведь после моего ухода он остался в театре. И писал другие балеты, где танцевала в том числе Лебковская. Очень поучительно. Берите на вооружение.

От воспоминаний о том, как мы воевали с Аленой не только за партию, но и внимание хореографа, к щекам бросилась кровь. Я дико к ней ревновала. К девушке, которая была по уровню, возрасту и классу куда ближе к Полю Киферу, нежели я. Как же все вышло глупо! Мне следовало отступиться и, осенив себя святым знамением, бежать при первых же признаках жестокости Поля Кифера. Я ведь знала, что он совсем не мягкий и не безобидный. Я обманула не только его, но и себя.

– Нормально – и все? – вторглась в мои мысли Света.

– Слабо организованная толпа приехавших капризных знаменитостей, скомканные съемки и все в масках. А так – сцена и сцена, надо просто станцевать с открывающим рот под фонограмму накрашенным мужиком в парике.

Света закрыла дверь, хмыкнув:

– Ты на вид такой ангел, Дийка, а потом как рот откроешь… Кстати, как тебе наш новый хореограф?

– Кстати? – немного напряглась я. Хоть убей, не видела в ее словах никакой связи с Кифером. Разве что… Да нет, не могла она знать. Иначе начала бы расспросы не с гастролей. И не продолжила бы меланхолично «усаживать» пуанты.

– Он тоже меняется, как только рот открывает. Кажется, что красавчик, но ему достаточно начать считать, чтобы по жилам вместо крови лед побежал.

Вот это характеристика! Да какая точная! И почему у меня два года назад было так мало мозгов, чтобы не заметить за Кифером эту маленькую, очаровательную особенность? Что он говнюк, способный без зазрения совести заставить танцовщицу стошнить, чтобы проверить, ела ли она сегодня. Или бросить на реабилитации в полном одиночестве. О нет, мне понадобилось сначала потонуть в нем, заполучить с его помощью дополнительную порцию проблем и выгребать на поверхность в гордом одиночестве. И то не хватило! Иначе почему я до сих пор дергалась в его присутствии?

– Ясно, – уронила я и попыталась отмолчаться.

– Что ясно? – наконец обратила на меня внимание подруга.

– Что я сейчас пойду мыть посуду, лишь бы не говорить о Кифере. Думаешь, мне его сегодня не хватило?

– Слушай, извини, но у меня опять сломалась стелька. Пуанты просто горят, а то я бы вымыла. И по поводу Кифера не грузись ты. Явно же просто накопилось после того, как он три дня молча нас смотрел. Поначалу ребята не въехали в эту тему и танцевали абы как, только потом дошло, что за халтуру отдрючат по полной, – отмахнулась Света. – Уверена, завтра грядет такое, что все еще завидовать тебе будут.

Неожиданная поддержка заставила меня удивленно моргнуть. О том, что кто-то может так интерпретировать нашу стычку, я бы даже не подумала. А ведь Света всегда отличалась рассудительностью.